Источник: https://ast.ru/news/bolshaya-kniga-don-kikhot-glava-xlvi-chast-1/
Другие посты от ast.ru
Мигель де Сервантес Сааведра Публикуем бессмертный роман Мигеля де Сервантеса, который появился 405 лет назад. Все знают, кто такой Дон Кихот и Санчо Панса, но на самом деле не так много людей действительно прочитали эту толстую книгу. Всего 10 минут в день, и к концу карантина вы прочитаете одну из самых знаменитых книг «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский». Каждый день на ast.ru встречайте очередные главы романа, которые соберутся в полную книгу. Иллюстрация на заставке. Jaime Pahissa Laporta, 1897 год. Мигель де СервантесДОН КИХОТРоман Мигель де СервантесДОН КИХОТчитать Здесь публикуютсявсе главы романа Перейти Глава XLVI, часть 1 о том, как принимали Дон Кихота и его оруженосца в герцогском замке Пригласив в свой замок Дон Кихота с его оруженосцем, герцог поскакал вперед, чтобы сделать нужные распоряжения для торжественного приема рыцаря. И вот, когда рыцарь вместе с герцогиней подъехал к воротам замка, навстречу ему вышли два лакея или конюшие, одетые в парадные ливреи из тончайшего алого атласа. Они подхватили нашего рыцаря на руки, сняли с Росинанта и сказали: — Соблаговолите, ваше высочество, помочь сеньоре герцогине сойти с лошади. Дон Кихот поспешил к герцогине, и тут между ними произошло длительное соревнование в учтивости. Герцогиня утверждала, что она недостойна принимать такие услуги от знаменитого рыцаря. Рыцарь, рассыпаясь в комплиментах, упорствовал в своем намерении. Герцог положил конец этой сцене, лично поддержав стремя герцогине. Затем все прошли на просторный внутренний двор. Здесь к ним приблизились две прекрасные девицы и набросили на плечи Дон Кихота широкий плащ из тончайшего красного сукна. В ту же минуту все галереи внутреннего двора наполнились слугами и служанками герцога, которые громко восклицали: — Добро пожаловать, цвет и краса странствующего рыцарства! При этом они опрыскивали благовонной жидкостью и герцогскую чету и Дон Кихота. Немало удивленный таким торжественным приемом, наш рыцарь окончательно поверил, что он не какой‑нибудь мнимый, а самый настоящий странствующий рыцарь, ибо видел, что все обращаются с ним совершенно так, как обращались, судя по романам, со странствующими рыцарями в минувшие века. А Санчо, восхищенный ласковым обхождением герцогини, ни за что не хотел расставаться с ней. Покинув серого, он вслед за герцогской четой и Дон Кихотом прошел в замок; однако мысль о том, что он покинул на произвол судьбы своего верного ослика, не давала ему покоя. Заметив среди встречавших герцога и герцогиню почтенную дуэнью, он подошел к ней и шепотом сказал: Дуэнья в Испании — пожилая незамужняя женщина, всюду сопровождавшая девушку или молодую женщину знатного происхождения. — Сеньора Гонсалес, или как там зовут вашу милость... — Меня зовут донья Родригес де Грихальба, — ответила дуэнья, — что вам угодно, братец? На это Санчо ответил: — Мне бы хотелось, чтобы ваша милость оказала мне услугу. За воротами замка вы найдете моего серого ослика. Благоволите, ваша милость, приказать отвести его в конюшню или отведите его сами. Он немножко пуглив, бедняжка, и ни за что на свете не согласится остаться в одиночестве. — Если твой господин так же умен, как и ты, — ответила дуэнья, — то, нечего сказать, славных гостей мы приобрели! Проваливайте‑ка, братец, на все четыре стороны вместе с тем, кто вас сюда привел. Ухаживайте сами за своим ослом и знайте, что дуэньи в этом дворце не приучены к подобной работе. — Как же так, — ответил Санчо, — мой господин, а он большой знаток рыцарских романов, рассказывал мне о сеньоре Ланцелоте, из Британии прибывшем, и уверял меня, что Служат фрейлины ему,Скакуну его — дуэньи; ну а моего осла я ставлю ничуть не ниже клячи сеньора Ланцелота. — Братец, — возразила дуэнья, — если вы шут, то приберегите ваши остроты для тех, кто вам за них платит, а от меня вы получите только фигу. — Это неплохо, — ответил Санчо, — фига, наверное, будет зрелая, ибо она, несомненно, ровесница вашей милости. — Ах ты, невежа, неотесанный болван! — вскричала, разозлившись, дуэнья. — Какое тебе дело до того, стара я или молода, — в этом я дам отчет Господу Богу, а не тебе, провонявший чесноком проходимец! Она крикнула это так громко, что герцогиня обернулась и, увидев, что у дуэньи от ярости глаза налились кровью, спросила ее, что случилось. — Да вот этот молодчик, — ответила дуэнья, — настоятельнейше просил меня отвести в конюшню осла, которого он оставил перед воротами замка. При этом он сослался на пример каких‑то фрейлин, которые где‑то служили какому‑то Ланцелоту, в то время как дуэньи заботились о его скакуне. А в довершение всего он обозвал меня старухой. — Вот это последнее слово, — сказала герцогиня, — я и сама сочла бы тягчайшим оскорблением. И затем, обратившись к Санчо, она прибавила: — Запомните, друг Санчо, что донья Родригес еще очень молода. Вас, вероятно, ввел в заблуждение ее головной убор, но знайте, что она его носит не из‑за преклонного возраста, а потому что он подобает ее почтенному званию. — Да будь я проклят на всю жизнь, — воскликнул Санчо, — если я собирался ее обидеть! А сказал я это потому, что нежно люблю своего ослика и мне хотелось поручить его самой мягкосердечной особе на свете, а сеньора донья Родригес показалась мне именно такой. Дон Кихот, слышавший все это, сказал Санчо: — Санчо, место ли здесь для подобных разговоров? — Сеньор, — ответил Санчо, — где бы человек ни находился, он повсюду будет говорить о своей нужде: я вспомнил об ослике и тут же заговорил о нем. Вспомни я о нем в конюшне, так и заговорил бы о нем не здесь, а там. На это герцог сказал: — Санчо вполне прав. Его не в чем обвинять. Но не тревожься, Санчо, ослику будет дано корма столько, сколько он сам пожелает: за ним будут ухаживать, как за твоей собственной особой. Уладив это недоразумение, позабавившее всех, кроме Дон Кихота, хозяева с гостями поднялись по лестнице, а затем нашего рыцаря провели в залу, украшенную драгоценнейшей парчой и великолепными коврами. Здесь его ожидали шесть молодых служанок, которые получили от своих господ подробное наставление, как вести себя с новым гостем. Как только Дон Кихот вошел, они сняли с него доспехи, и он остался в узких штанах и камзоле из верблюжьей шерсти — длинный, сухой и прямой как палка, с такими впалыми щеками, что они словно целовали одна другую изнутри. Вид у него был до того уморительный, что девушки едва не задохнулись, стараясь удержаться от смеха (их господа строго‑настрого запретили им смеяться). Затем Дон Кихот попросил прислать ему Санчо для окончания туалета и оставить их вдвоем. Он надел тончайшую чистую сорочку, приготовленную для него по приказанию герцога, и сказал своему оруженосцу: — Скажи мне, новоиспеченный шут и старый простофиля, как ты осмелился оскорбить столь почтенную и достойную уважения дуэнью? Неужели ты не мог найти более подходящего времени, чтобы вспомнить о своем сером? Или ты думал, что хозяева, принимающие нас так пышно, оставили бы на произвол судьбы наших животных? Заклинаю тебя именем Бога, Санчо: следи за собой повнимательнее и не показывай, из какого грубого материала ты сделан. Запомни, грешная душа, благовоспитанные и умные слуги делают честь своим господам. Одно из главных преимуществ вельмож в том и состоит, что они пользуются услугами таких же достойных людей, как и они сами. Неужели ты не понимаешь, простофиля, что если хозяева увидят, какой ты дерзкий и безмозглый шут, так ведь и меня, несчастного, они примут за подлого обманщика. Нет, нет, друг Санчо, беги, беги от этой опасности. Стоит тебе увлечься своей болтовней и скоморошеством, и ты тотчас же споткнешься и прослывешь жалким шутом. Обуздай свой язык! Взвешивай и обдумывай каждое слово, прежде чем оно вылетит у тебя изо рта, и помни, что мы попали наконец в такое место, где с помощью Бога и моей могучей руки мы сможем увеличить нашу славу и богатство. Пристыженный Санчо дал слово, что он скорее зашьет себе рот и откусит язык, нежели произнесет хоть одно необдуманное и неуместное слово. Он горячо уверял Дон Кихота, что исполнит его приказание и не подаст больше своему хозяину никаких поводов для беспокойства. Дон Кихот оделся, перекинул через плечо перевязь с мечом, надел плащ из красного сукна, покрыл голову беретом из зеленого атласа, который вручили ему служанки, и в таком наряде вышел в большую залу, где его уже ожидали девушки, выстроившись в два ряда и держа сосуды для омовения рук. Весь этот обряд был совершен с бесчисленными церемониями. Затем появилось двенадцать пажей в сопровождении дворецкого, чтобы торжественно отвести рыцаря в столовую, где его ожидали хозяева замка. Там красовался роскошно убранный стол, накрытый на четыре прибора. Герцог и герцогиня встретили нашего рыцаря у порога; рядом с ними стоял их духовник. Они обменялись тысячами любезных приветствий и направились к столу. Герцог просил Дон Кихота занять почетное место; тот отказывался, герцог настаивал, и наконец наш рыцарь согласился. Духовник сел напротив, а герцог и герцогиня по правую и по левую руку Дон Кихота. Присутствовавший при этом Санчо не мог прийтив себя от изумления, видя, что столь знатные господа оказывают такие почести его хозяину. Когда же он увидел, каких усилий стоило герцогу убедить Дон Кихота занять почетное место, он сказал: — Если ваши милости мне разрешат, я расскажу вам о том, чем кончился однажды у нас в деревне спор из‑за места за столом. Едва Санчо произнес эти слова, как Дон Кихот затрепетал, боясь, что Санчо скажет какую‑нибудь глупость. Санчо взглянул на него, понял и сказал: — Не бойтесь, ваша милость, что я уклонюсь в сторону или скажу что‑нибудь ни к селу ни к городу. Я не забыл недавних советов вашей милости насчет того, как надо говорить — много или мало, хорошо или худо. — Я ничего не помню, Санчо, — ответил Дон Кихот, — говори что хочешь, но только покороче. — То, что я хочу вам сказать, — продолжал Санчо, — сущая правда; к тому же мой господин Дон Кихот не позволит мне соврать. — По мне, Санчо, — ответил Дон Кихот, — болтай сколько угодно — я не стану тебе мешать; но только обдумай хорошенько, что ты собираешься рассказывать. — Я и то думал и передумал: кто бьет в набат, сам в безопасности. Ну да сейчас вы увидите на деле. — Я бы посоветовал вашим высочествам, — сказал Дон Кихот, — прогнать отсюда этого болвана, а не то он будет без устали молоть всякий вздор. — Нет‑нет, — возразила герцогиня, — я не отпущу Санчо ни на шаг от себя. Я его люблю и знаю, что он очень умен. — Дай Бог вашей светлости счастливо жить до самой смерти за доброе обо мне мнение, хоть я его и не заслуживаю. А рассказать я вам хочу вот что: жил у нас в деревне один идальго, весьма богатый и знатный (ибо происходил он из рода Аламос из Медины‑дель‑Кампо): он был женат на донье Менеке де Киньонес, а она была дочерью дона Алонса де Мариньора, рыцаря ордена Сант‑Яго, который утонул в Эррадуре и из‑за которого много лет тому назад в нашей деревне была большая распря, в которой, как мне говорили, участвовал и господин мой Дон Кихот и в которой был ранен шалопай Томасильо, сын кузнеца Бальбастро... Ну что, сеньор мой и господин, скажите, разве это не правда? Заклинаю вас честью — подтвердите мои слова, чтобы эти знатные господа не подумали, будто я болтун и враль. — Ну, пока вы кажетесь мне просто болтуном, а нелжецом, — заметил священник. — Посмотрим, что будет дальше. — Ты называешь, Санчо, стольких свидетелей, что, вероятно, говоришь правду, — ответил Дон Кихот. — Нопродолжай свой рассказ, да сократи его, ибо, судя по началу, тебе не кончить его и в два дня. — Нет, пусть не сокращает! Пусть рассказывает как умеет, — возразила герцогиня. — Если он не кончит своего рассказа и в шесть дней, то эти шесть дней я буду считать самыми счастливыми в моей жизни. — Так вот, сеньоры, — начал снова Санчо, — этот идальго, которого я знаю, как свои пять пальцев, ибо его дом отстоит от моего на какой‑нибудь арбалетный выстрел, пригласил к себе в гости крестьянина, бедного, но честного малого. — Поскорее, братец, — перебил его священник. — Ведь этак вы и до второго пришествия не кончите. — На полдороге кончу, а то и раньше, если будет угодно Богу. Так вот, сеньоры, пришел наш крестьянин в дом к тому самому идальго, который его пригласил, упокой, Господи, его душу, ведь он уже помер, да к тому же и умирал как ангел, так, по крайней мере, мне говорили, а я сам при его кончине не был, так как в то время был на сенокосе в Темблеке... — Ради всего святого, сынок, — воскликнул священник, — возвращайтесь‑ка скорее из Темблеке и кончайте вашу историю без погребения идальго, а не то вы дождетесь и наших похорон! — Так вот, — продолжал Санчо, — когда они собирались сесть за стол, — а они у меня сейчас прямо перед глазами стоят, словно живые... Герцог и герцогиня от души забавлялись, видя, как раздражают священника бесчисленные отступления в рассказе Санчо, а Дон Кихот сгорал от гнева и бешенства. — Так вот, повторяю, — продолжал Санчо, — они уже собирались сесть за стол, как я уже вам сказал, но крестьянин настаивал, чтобы почетное место занял идальго, а идальго настаивал, чтобы его занял крестьянин, говоря, что он хозяин в своем доме и волен приказывать. Однако крестьянин, считавший себя человеком вежливым и хорошо воспитанным, ни за что не соглашался занять почетное место; в конце концов раздосадованный идальго схватил его за плечи и посадил насильно со словами: «Да садитесь же, тупая башка: ведь где бы я ни сидел, мое место всюду будет почетным». Вот и вся история, и сдается мне, что она пришлась очень кстати. У Дон Кихота лицо покрылось красными пятнами, а хозяева подавили смех из опасения, как бы Дон Кихот не рассердился окончательно, отгадав лукавый намек Санчо. Желая переменить неприятный для Дон Кихота разговор, герцогиня спросила Дон Кихота, имеет ли он известия от сеньоры Дульсинеи и много ли великанов и волшебников отослал он ей в подарок за последние дни, «ибо, — прибавила она, — сеньор рыцарь, наверное, успел победить их множество». На это Дон Кихот ответил: — Несчастья мои, сеньора, имели начало, но, видно, никогда не будут иметь конца. Я побеждал великанов, я посылал к ней разбойников и лиходеев, но они не могли ее отыскать, ибо она очарована и превращена в безобразнейшую крестьянку. — Не знаю, — перебил его Санчо Панса, — мне она показалась первой красавицей на свете. Во всяком случае, она так легка, что в прыжках не уступит и канатному плясуну. Честное слово, сеньора герцогиня, я видел, как она, словно кошка, прямо с земли вскочила на спину ослице. — Разве вы видели ее после превращения, Санчо? — спросил герцог. — Еще бы не видел! — ответил Санчо. — Ведь я же первый и открыл эту штуку с колдовством. Она так же околдована, как мой покойный батюшка. Священник, слыша разговоры о великанах, разбойниках и волшебстве, догадался наконец, что перед ним сидит Дон Кихот Ламанчский. Герцог так восхищался недавно вышедшей книгой о великих подвигах безумного идальго, что просто надоел священнику своими рассказами об этом славном странствующем рыцаре. Убедившись, что догадка его справедлива, он возмущенно сказал хозяину замка: — Ваша светлость мой сеньор, вам придется дать отчет Господу Богу за ваше отношение к этому добромучеловеку. Напрасно вы поощряете безумие Дон Кихота, или, как его справедливо было бы назвать, дона Олуха. Вы даете ему в руки все средства для того, чтобы он мог упорствовать в своих чудачествах. И, обратившись к Дон Кихоту, священник продолжал: — Скажите же, безмозглый человек: кто это вбил вам в голову, что вы странствующий рыцарь и что вы побеждаете великанов и берете в плен злодеев? Вернитесь‑ка лучше домой да возьмитесь как следует за хозяйство, которое у вас, наверное, пришло в упадок. Перестаньте носиться по свету и служить посмешищем для всех, кому приходится встречаться с вами. Откуда вы взяли, что на свете существуют странствующие рыцари? Где же это в Испании водятся великаны или в Ламанче волшебники? Где эта очарованная Дульсинея и все те небылицы, о которых вы рассказываете с таким воодушевлением? Дон Кихот внимательно выслушал слова почтенного мужа, но, когда тот замолк, он, невзирая на свое уважение к герцогу и герцогине, вскочил на ноги и, весь дрожа от гнева, сказал: — Глубокое уважение к хозяевам этого дома, а также и почтение к священному сану вашей милости заставляют меня сдержать свой справедливый гнев. К тому же всем известно, что люди духовного звания не владеют иным оружием, кроме острого язычка; зато этим оружием они владеют так же ловко, как женщины. Поэтому и я не применю иного оружия и вступлю в равный бой с вашей милостью. Замечу прежде всего, что от духовной особы следовало бы ожидать хороших советов, а не незаслуженных оскорблений. Благочестивые и доброжелательные увещания должны высказываться мягко и учтиво. Вы же преступили все границы разумного назидания, во всеуслышание порицая меня так сурово. Разве подобает священнику, обличая грехи, которых он еще не знает, называть грешника олухом и безумцем? Потрудитесь же, ваша милость, объяснить мне, что именно во мне, в моих поступках дает вам право называть меня сумасшедшим и советовать мне отправиться восвояси для наблюдения за хозяйством? Неужели же довольно получить воспитание в каком‑нибудь нищенском колледже да всякими правдами и неправдами втереться в чужую семью в качестве духовника, — неужели же этого довольно, чтобы осмелиться так самоуверенно судить о странствующем рыцарстве и его обычаях? Неужели вы решитесь сказать, что это пустое и праздное занятие — странствовать по свету, убегая от мирских утех и стремясь сквозь тысячи тяжких испытаний достичь бессмертия? Если бы меня назвал олухом благородный рыцарь или уважаемый вельможа, я бы почел это за несмываемое оскорбление. Но если меня называет безумцем книжник, никогда не ходивший по стезям рыцарства, — я гроша не дам за его болтовню. Я — рыцарь и, если на то будет милость Всевышнего, умру рыцарем. Одни люди идут по пути надменного честолюбия, другие — по путям низкого и рабского ласкательства, третьи — по дороге обмана и лицемерия, четвертые — по стезе истинной веры. Я же, руководимый своей звездой, иду по узкой тропе странствующего рыцарства, ради которого я презрел мирские блага, но не презрел чести. Я мстил за обиды, восстанавливал справедливость, карал дерзость, побеждал великанов, попирал чудовищ. Я влюблен, но только потому, что этого требуют законы странствующего рыцарства, и моя влюбленность не знает порока, ибо она чиста и целомудренна. Все мои стремления всегда были направлены к благородной цели — к тому, чтобы всем делать добро и никому не делать зла. Судите же теперь, ваши высочества, превосходные сеньоры, герцог и герцогиня, заслуживает ли клички глупца тот, кто так думает, так поступает и так говорит! — Ей‑богу, хорошо сказано! — воскликнул Санчо. —Ничего больше не говорите в свое оправдание, сеньор мой! Все равно ничего лучшего нельзя ни сказать, ни придумать. Уж одно то, что этот сеньор утверждает, будто на свете не было и нет странствующих рыцарей, доказывает, что он ничего не смыслит в том, о чем говорит. — А вы, братец, — спросил священник, — не тот ли самый Санчо Панса, о котором рассказывают, что Дон Кихот обещал ему подарить остров? — Тот самый, — ответил Санчо, — и остров я заслужил не меньше всякого другого. Я из тех, о ком сказано: следуй за добрыми людьми и сам станешь добрым; или: не с тем, с кем родился, а с тем, с кем кормился; или еще: кто под добрым станет древом, доброй осенится тенью. Я пристал к хорошему хозяину и вот уже много месяцев состою при нем. И да пошлет Господь долгие годы ему и мне; уж, наверное, он сделается императором в каком‑нибудь государстве, а я — правителем какого‑нибудь острова. — Совершенно верно, друг мой Санчо, — перебил его герцог, — из уважения к сеньору Дон Кихоту я передам вам в управление довольно большой остров, для которого я до сих пор не подобрал губернатора. — Преклони колени, Санчо, перед его светлостью, — сказал Дон Кихот, — и целуй руки за оказанную тебе милость. Санчо повиновался, а священник, увидев это, в негодовании встал из‑за стола и сказал: — Клянусь моей сутаной, сдается мне, что ваше высочество такой же безумец, как и эти два несчастных грешника. Как же им не потерять головы, если люди в здравом рассудке поддерживают их сумасбродства! Оставайтесь с ними, ваше высочество, а я и на порог к вам не ступлю, пока они будут пребывать в замке. Я не могу быть свидетелем того, что должен порицать, но не в силах изменить. С этими словами священник покинул зал, не кончив обеда. Герцог просил его остаться, однако не очень настойчиво. В душе он был очень доволен его уходом. — Ваша милость, сеньор Рыцарь Львов, — сказал герцог, обращаясь к Дон Кихоту, — вы так блистательно ответили его преподобию, что было бы излишним требовать еще какого‑нибудь удовлетворения за оскорбительные на первый взгляд слова. Ведь вам известно, что ни духовные особы, ни женщины не могут нас оскорбить. — Вы правы, — ответил Дон Кихот. — Они могут нас обидеть, но не оскорбить. А между обидой и оскорблением, как известно вашей милости, большая разница. Оскорбить может только тот, кто может подкрепить силой нанесенное оскорбление, а обида может исходить от кого угодно, не заключая в себе оскорбления. Вот вам пример: идет человек по улице; внезапно к нему подскакивает другой, бьет его палкой, а затем пускается бежать. Избитый гонится за ним, но не может догнать. Про него можно сказать, что ему нанесли обиду, но не оскорбление, ибо оскорбивший должен силой поддержать свое оскорбление. Итак, я могу считать себя только обиженным, так как почтенный пастырь не в силах поддержать свои оскорбительные слова. Поэтому я не должен усматривать в них ничего позорящего мою честь. Мне жаль только, что он не остался с нами: тогда бы он, конечно, убедился, как глубоко он заблуждается, думая и утверждая, что на свете не было странствующих рыцарей. Если бы эти слова услышал Амадис или кто‑нибудь другой из бесчисленных представителей странствующего рыцарства, его преподобию пришлось бы очень плохо. — Клянусь, что это так, — сказал Санчо. — Он бытак хватил его своим мечом, что разрубил бы пополам, словно гранат или переспелую дыню. Не такие это бы ли люди, чтобы спокойно выносить щекотку. Я готов побожиться, что, если бы Рейнальдо Монтальбанский услышал разглагольствования этого господина, он дал бы ему такую зуботычину, что тот три года рта бы не раскрывал. Рейнальдо Монтальбанский — традиционный персонаж французского и итальянского эпоса, один из четырех сыновей Эмона; герой поэм о Роланде. Слушая рассуждения Санчо, герцогиня умирала со смеху: ей казалось, что оруженосец еще безумнее и забавнее, чем его господин. Впрочем, это мнение разделяли и многие из тех, кому случалось встречаться с нашими друзьями. Новые главы «Дон Кихота» публикуются каждый день сразу после полудня. Заходите на сайт ast.ru и читайте историю о «рыцаре печального образа». Новые главы «Дон Кихота» публикуются каждый день сразу после полудня. Заходите на сайт ast.ru и читайте историю о «рыцаре печального образа». Мигель де СервантесДОН КИХОТчитать Здесь публикуютсявсе главы романа Перейти
