Источник: https://ast.ru/news/pyatnichnye-chteniya-ni-slova-bolshe-karen-makmanus/
Другие посты от ast.ru

Четыре года назад трое учеников престижной школы Сент‑Амброуз обнаружили в лесу тело жестоко убитого учителя мистера Ларкина. Полиции так и не удалось найти преступника.Теперь в город возвращается любимица Ларкина — Бринн Галлахер, мечтающая о карьере криминального журналиста. Она твердо намерена узнать, кто же расправился с любимым всеми педагогом, у которого, казалось, не было врагов. Но так ли это на самом деле?Чем дальше продвигается расследование, тем больше Бринн узнает и о самом мистере Ларкине, и о возможных мотивах его убийства. Круг подозреваемых расширяется, и в него попадают трое ребят, нашедших тело.
Но кто и по какой причине окажется убийцей? ЧИТАЙТЕ ЭКСКЛЮЗИВНЫЙ ОТРЫВОК ИЗ РОМАНА «Ни слова больше» Карен Макманус Ни слова больше! Макманус Карен М. — Какое твое любимое преступление?Сидящая рядом девушка приветливо улыбается, и я, естественно, решаю, что ослышалась.— Любимое что?— Преступление, — повторяет она все с той же улыбкой.Значит, не ослышалась.— Типа вообще или?..— В сериях «Мотива», — уточняет она с легким раздражением в голосе.Поделом мне — могла бы сообразить, раз сидим в приемной детективного телешоу.Делаю попытку реабилитироваться:— Ну да, я поняла. Трудно сказать. Они все такие... — как бы получше выразиться? — ...увлекательные.— Я тащусь от саги о семье Сторис, — говорит она.И больше не замолкает.Собеседница помнит такое количество подробностей о прошлогоднем сезоне, что я мысленно снимаю шляпу. Передо мной настоящий знаток «Мотива», тогда как я только начинаю осваивать криминальную документалистику. Если честно, я даже не ожидала, что меня пригласят на собеседование. Мое обращение к ним было, мягко говоря, нетрадиционным.Что поделать — отчаянные времена...Каких‑то пару месяцев назад, в октябре, все шло по плану. Я жила в Чикаго, возглавляла редакцию школьной газеты и уже подала раннюю заявку в Северо‑Западный колледж, в котором давно мечтала учиться. Две мои лучшие подруги тоже собирались учиться поблизости, и мы договорились снять квартиру на троих.И тут — один облом за другим: меня выгоняют из газеты, не зачисляют в колледж, а папа сообщает, что его переводят обратно в главный филиал компании. Для нас это означает возвращение в родной Стерджис, штат Массачусетс, в наш старый дом, где после нашего отъезда поселился дядя Ник.«Начнем с чистого листа», — сказала мама, сделав вид, что не помнит, как я рвалась оттуда четыре года назад.В общем, теперь мне позарез нужна стажировка, которая заставит Северо‑Западный колледж пересмотреть свое решение. У меня уже накопилось с полдюжины стандартных вежливых отказов. Нет чтобы написать прямо: «Дорогая мисс Галлахер! Ввиду того что самой успешной вашей публикацией в школьной газете является коллаж из фотографий пениса, вы нам не подходите».Для справки: никаких пенисов я не фотографировала и уж тем более не публиковала. Я всего‑навсего сдуру вышла из редакционного кабинета, забыв выключить компьютер и не заперев за собой дверь. Только кого это волнует? Мое имя красуется на тысяче разлетевшихся по Сети скриншотов, один из которых приземлился в BuzzFeed с подписью: «Скандал в школе Города ветров: розыгрыш или порнография?»И так понятно, что и то, и другое. После седьмого вежливого отказа до меня дошло: нет смысла прятать то, что первым делом вылезает о тебе в «Гугле». Поэтому в «Мотив» я обратилась иначе.Разговорчивая девушка в холле подытоживает свой впечатляющий анализ семейной драмы Сторис и круто меняет тему.— Ты где учишься? — спрашивает она. — Я на втором курсе Эмерсона. Главная специальность — медиа‑арт, дополнительная — журналистика, хотя, скорее всего, я поменяю их местами.На ней клевая кожаная курточка поверх футболки с принтом и черные джинсы. На душе чуть спокойнее, оттого что мы одеты практически одинаково.— Я еще в школе, в выпускном классе, — говорю.— Да ну? — Ее глаза округляются. — Не знала, что они берут на стажировку школьников.— Я сама не ожидала.«Мотив» не входил в список, который я составила со своим личным консультантом по профориентации, четырнадцатилетней сестрой Элли. Я наткнулась на их программу, прочесывая сайт Boston.com, потом погуглила и выяснила, что их главный продюсер Карли Диаз прошлым летом на время переехала из Нью‑Йорка в Бостон, чтобы ухаживать за кем‑то из родителей.«Мотив» — не особо широко известное, зато быстро набирающее обороты телешоу в жанре криминальной документалистики. Пока они выходят только на канале кабельного телевидения, но поговаривают, что их вот‑вот приберет к рукам какой‑то крупный стриминговый сервис.Статья на Boston.com называлась «Карли Диаз устанавливает и нарушает собственные правила» и сопровождалась фотографией: Карли в ярко‑розовом тренче стоит подбоченившись посередине Ньюбери‑стрит. Непохоже, что такая особа осудит человека, угодившего в передрягу. Скорее она осудит любого, кто не примет вызов с гордо поднятой головой.— Значит, ты работаешь в школьной газете? — спрашивает студентка из Эмерсона.Вот умница, бьет сразу в больное место.— Уже нет.— Да ну? — Одна бровь съезжает к переносице. — Тогда как...— Бринн Галлахер? — разносится по приемной. — Карли вас ждет.— Ничего себе! — Глаза моей новой знакомой округляются. — Я и не предполагала, что Карли проводит собеседования лично.— Как‑нибудь справлюсь, — говорю я, встаю и перебрасываю сумку через плечо. — Чем черт не шутит.Ловлю себя на мысли, что с удовольствием посидела бы подольше со студенткой из Эмерсона и ее нескончаемыми вопросами. Улыбаюсь ей, как давней подруге, и прошу:— Пожелай мне удачи.Она поднимает вверх два больших пальца:— Ни пуха.Вхожу за секретаршей в просторный, застекленный от пола до потолка офис. За окнами раскинулся бостонский Бэк‑Бей. Сейчас, правда, не до вида из окна. Навстречу мне поднимается сама Карли Диаз. Она одаривает меня сияющей улыбкой и протягивает руку:— Добро пожаловать, Бринн.Совершенно растерявшись, я едва не выкрикиваю: «Пожалуйста!»— Спасибо, — говорю, тряся ее руку. — Рада познакомиться.На ум почему‑то приходит эпитет «гигантская», хотя без четырехдюймовых каблуков Карли совсем не высокая. Просто от нее исходит такая энергия, что кажется, будто она светится изнутри. Невероятно густые и блестящие черные волосы, безукоризненный макияж, скромное, но элегантное платье — все вызывает желание выбросить свой гардероб и начать жизнь заново.— Присаживайся, — говорит Карли и возвращается за стол. Секретарша беззвучно исчезает за дверью. — Пить не хочешь?Передо мной стеклянные стаканы и графин, до краев наполненный водой со льдом. Стоит ли моя легкая жажда громадного риска облиться самой или, того хуже, облить ноутбук Карли?— Нет, спасибо.Карли соединяет пальцы в замок: на каждом по вызывающе массивному золотому кольцу. Ногти покрыты темно‑красным лаком — ухоженные, хотя недлинные.— Что ж, — начинает она с улыбкой. — Ты наверняка догадываешься, почему тебя пригласили?— Потому что я прислала вам заявку? — осторожно предполагаю я.— Именно. — Улыбка становится шире. — Мы получили около пяти тысяч писем. В основном от студентов окрестных колледжей, хотя есть и желающие переехать издалека. При такой конкуренции выделиться нелегко. — Я напрягаюсь. — И должна признать: ничего похожего на твое письмо я в жизни не видела. Его заметила одна из наших продюсеров и сразу же переправила мне.Карли нажимает на клавишу, поворачивает экран, и я вижу свой чудо‑имейл из девяти слов: «Я правда пишу лучше. — Ссылка на пресловутую статью в BuzzFeed. — Заранее спасибо за уделенное время».Мои уши пылают, а Карли продолжает:— Своим имейлом ты убила сразу двух зайцев. Во‑первых, рассмешила меня — я хохотала до слез, когда открыла ту статью. Во‑вторых, никаких других ссылок ты не добавила, и мне пришлось потратить пятнадцать минут очень плотно расписанного дня на поиски твоих репортажей. — Она откидывается на стуле, буравя меня темными глазами. — Неслыханное дело.Довольная гримаса уже готова появиться на моем лице, но я вовремя спохватываюсь: вдруг это не комплимент?— Я надеялась, вы оцените мою честность. — Смущенно ерзаю на стуле. — И... краткость.— Опасный ход, — говорит Карли, — и смелый. Мне понравилось. Кстати, выгонять за такое из газеты — полный бред. Ты хоть знаешь, кто тебя подставил?— Еще бы.Я хмурюсь и скрещиваю руки на груди.В то время я собирала материал по делу о фальсификации отметок с участием нескольких игроков нашей баскетбольной команды — между прочим, чемпионов штата. Их тупорылый капитан Джейсон Прютт зажал меня в раздевалке и рявкнул свое обычное: «Не нарывайся». Я не подчинилась, и неделей позже, как раз после баскетбольной тренировки, в Сети обнаружились те самые фотографии.— Виновник, естественно, не сознался, а доказательств у меня не было.— Жаль, — отзывается Карли. — Таких, как ты, следует не выгонять, а продвигать. Пишешь ты и в самом деле неплохо.Я расслабляю плечи, вот‑вот расплывусь в улыбке. Кто бы мог подумать, что так легко заполучу место?И вдруг слышу:— Только мы не берем на стажировку школьников.— В вашем объявлении не сказано, что обязательно быть студентом, — не теряюсь я.— Случайное упущение, — спокойно парирует Карли.Я сникаю, но тут же беру себя в руки. Стала бы она со мной беседовать, если не собиралась нарушить правило.— Обещаю работать в два раза усерднее любого студента! Буду сидеть в офисе каждую свободную от уроков минуту, включая ночи и выходные.«Больше в Стерджисе все равно делать нечего», — едва не добавляю я, но вовремя решаю не грузить Карли излишней информацией.— Пусть я не самый опытный кандидат, — продолжаю я, — зато брежу журналистикой чуть ли не с младших классов. Для меня других профессий просто не существует.— Это почему же?Потому что больше я ни в чем не преуспела.У нас в семье один другого талантливее. Папа — блестящий ученый, мама вся в наградах за иллюстрации к детским книгам, а Элли — виртуоз флейты. Все они буквально с пеленок знали, чем хотят заниматься. Я же, сколько себя помню, безуспешно пыталась найти свой особенный, уникальный талант, лишь бы не стать еще одним дядей Ником.«Он так и не понял, чего хочет от жизни, — вздыхал каждый раз отец, когда его сводный брат в очередной раз менял факультет. — Видимо, не всем дано».Такое впечатление, что в семействе Галлахер нет порока ужаснее, чем с детства не определиться с жизненным призванием. Как бы я ни обожала дядю Ника, роль второго оболтуса в семье меня никогда не привлекала. Можете представить, с каким восторгом и облегчением я услышала в восьмом классе от учителя, что у меня журналистский талант. Он посоветовал писать для школьной газеты, я так и сделала — и впервые в жизни обнаружила настоящие способности. На горизонте замаячила цель.«Бринн скоро начнет вещать на Си‑эн‑эн», — горделиво шутили родители.Вот чего я лишилась осенью. Все мои старания, все достижения, которыми я так гордилась, обернулись каким‑то злым фарсом.Впрочем, такое объяснение вряд ли подходит для успешного собеседования, поэтому я чеканю:— Я верю, что каждая история достойна того, чтобы ее услышали; журналист наделяет голосом тех, у кого его нет.— Неплохо сказано, — вежливо кивает Карли. Впервые с начала нашего разговора я замечаю в ней потерю интереса и тут же краснею. Стандартные формулировки здесь явно не катят. Меня пригласили не из‑за стандартно составленного обращения. — Однако мы не «Нью‑Йорк таймс», понимаешь? Документалистика преступлений — ниша очень специфическая, и если тебя не увлекает...— Еще как увлекает! — перебиваю я. Знаю, рискованно, только я готова на все, лишь бы получить здесь место.Собирая информацию о телешоу, я вдруг осознала, что «Мотив» может дать мне гораздо больше, чем бонус для поступления в колледж. — Я как раз собиралась об этом поговорить. У меня и настоящее резюме есть, и требуемый опыт работы: соцсети, копирайтинг, редактура, проверка фактов и тому подобное. Даже рекомендации. Только, если вы не против, я хотела бы поделиться идеей для сериала.— Вот как?— Ага, минутку. — Я лезу в сумку и достаю оттуда бумажную папку с тщательно подготовленным для встречи материалом. — Нераскрытое преступление в моем родном городе.Брови Карли ползут вверх:— Ты мне сценарий предлагаешь? Прямо на собеседовании?Замираю с наполовину открытой папкой. Не пойму: Карли это впечатляет, раздражает или забавляет.— Да, — говорю. — Если позволите.— Что ж, — разрешает она, чуть улыбнувшись. — Я слушаю.Явно забавляет. Ладно, могло быть и хуже.Достаю лежащую сверху фотографию из «Стерджис таймс». Под ней подпись: «Победители олимпиады штата по литературе — ученики школы Сент‑Амброуза Бринн Галлахер и Ноа Тэлбот». На фото мне тринадцать и рот до ушей — всего нас на снимке трое, я посередине с медалью на шее.— Какая ты тут милашка, — замечает Карли. — Поздравляю.— Спасибо, дело не в награде. Я храню фотографию в память о нем. — Тыкаю пальцем в улыбающегося мужчину. Он молод, красив и даже на газетном снимке излучает энергию. — Мистер Ларкин преподавал у нас язык и литературу. В тот год он только начал работать в Сент‑Амброузе. Это он уговорил меня участвовать в олимпиаде и рекомендовал в школьную газету.К горлу подкатывает комок. Слова мистера Ларкина звучат в сознании, будто и не было этих четырех лет: «У тебя определенно талант». Он и представить себе не мог, что они для меня значили. Я так и не успела ему это рассказать и теперь буду сожалеть об этом до конца своих дней.— Мистер Ларкин помогал каждому ученику раскрыть собственный потенциал, — продолжаю я. — И выявить способности у тех, кто считал себя ни на что не годным.Поднимаю глаза на Карли — внимательно ли она слушает? — и добавляю:— Через два месяца после той олимпиады мистера Ларкина убили. Пробили голову камнем. Его нашли в лесу за школой трое моих одноклассников.Я показываю на фотографию, точнее, на мальчика с такой же медалью, как у меня.— Один из них — Ноа.Даю Карли время переварить информацию и разглядываю мистера Ларкин ана фотографии. На нем его фирменный галстук лимонного цвета — хотя по черно‑белому снимку догадаться невозможно. Однажды я спросила, чем ему нравится тот галстук, и мистер Ларкин ответил, что ярко‑желтый цвет олицетворяет старую мудрость: «Если жизнь подкидывает тебе лимоны, сделай из них лимонный пирог».Помню, я его еще поправила, гордясь, что знаю больше учителя: «Не лимонный пирог, а лимонад!»«А я лимонад не люблю, — ответил он, пожав плечами. — Зато люблю пирог».Карли скрещивает ноги и какое‑то время постукивает носком туфли по ножке стола. Затем тянется к ноутбуку.— Дело, говоришь, нераскрытое?Она явно заинтересовалась, мой пульс учащается.— Не совсем.Карли удивленно поднимает бровь:— Обычный ответ в таких случаях — «да» или «нет».— По официальной версии, его убил бродяга, — объясняю. — За пару недель до смерти мистера Ларкина в центре города появился какой‑то странный тип. Со всеми конфликтовал и нецензурно ругался. Никто о нем ничего не знал. Однажды он околачивался возле нашей школы — кричал на детей во время перемены. Мистер Ларкин вызвал полицию, того типа забрали. Продержали несколько дней за решеткой и выпустили незадолго до того, как учителя нашли мертвым. — Я расправляю загнувшийся уголок страницы. — Бродягу больше не видели, вот и решили, что он убил мистера Ларкина в отместку и скрылся.— Версия вполне складная, — говорит Карли. — Тебя в ней что‑то смущает?— Раньше не смущало, — признаюсь я.В моем тогдашнем представлении восьмиклассницы все сходилось. Теория с невменяемым чужаком, как ни странно, успокаивала, ведь она означала, что опасность миновала. И главное, что зло не притаилось среди нас: горожан, соседей, людей, которых я знала с детства.Я часто думала о смерти мистера Ларкина, но мне как‑то в голову не приходило взглянуть на обстоятельства с журналистской точки зрения. Сомнения зародились лишь недавно, когда, готовясь к этому собеседованию, я залпом просмотрела целый сезон «Мотива». Глядя, как Карли на экране по косточкам разбирает хлипкие алиби и шаткие теории, я не могла отделаться от мысли, что по делу мистера Ларкина никакого расследования, в сущности, не было.Именно тогда меня осенило: а я‑то на что?— С тех пор как мы вернулись в Стерджис, — продолжаю, — у меня тот случай из головы не выходит. Не дает покоя чувство, что все чересчур... как вы сказали, складно.— Любопытно. — Карли несколько секунд молча стучит по клавиатуре. — Информации маловато: упоминание в вашей местной газете и пара заметок в «Бостон глоб». Последние новости датированы маем, через пару недель после его смерти.Она щурится на экран и читает:— «Сплоченная школа потрясена смертью учителя».Ни слова о том, что произошло убийство. Помню, как мы с подружками закатили глаза, увидев эпитет «сплоченная», хотя школьный девиз гласит:«Вместе сильнее». В Сент‑Амброузе учатся дети от шести до восемнадцати лет, то есть получается, что «вместе сильнее» мы только до поступления в колледж.Вообще говоря, Сент‑Амброуз — довольно необычная частная школа. Она расположена в захолустном, неприглядном Стерджисе, а обучение там стоит десятки тысяч долларов. Умные детки со всей округи подают туда заявки в надежде на субсидию, которая покроет стоимость учебы и не даст угодить в одну из государственных школ Стерджиса. В то же время Сент‑Амброуз слабо котируется среди семей, которые могут позволить себе частное образование, поэтому большинство учеников школы, за которых платят, — бездари. В результате все там делятся на ребят «с мозгами и без денег» и ребят «с деньгами и без мозгов», и на моей памяти эти группы практически не пересекались.До того как папа получил повышение с переводом в Чикаго, мы с сестрой учились на субсидию. Теперь нам хватает денег на частную школу. Так что придется возвращаться в Сент‑Амброуз. Вместе сильнее.— Да, — соглашаюсь я. — Об убийстве почему‑то нигде не сказано. Даже подозрительно.Карли по‑прежнему изучает экран:— Точно. Классический случай нераскрытого преступления. В престижной частной школе убивают молодого, всеми любимого учителя, труп находят трое богатеньких подростков. — Она постукивает пальцем по фотографии в «Стерджис таймс». — В том числе твой дружок... как его? Ноа Тэлбот?— Трипп, — поправляю я. — Все зовут его «Трипп», от слова «триплет», то есть «третий». Он не из богатых.И тем более мне не дружок.— Ты хочешь сказать, мальчик с именем Тэлбот Третий не богат? — недоумевает Карли.— Просто у них в семье три Ноа подряд, — объясняю я. — Поэтому его отца называют Джуниор, то есть Тэлбот‑младший, а сам он — Трипп, понимаете? Он, как и я, учился на стипендию.— А другие двое? — Карли прокручивает на экране результаты поиска. — Имена нигде не упомянуты, хотя чему удивляться — вы были совсем еще детьми.— Шейн Дельгадо и Шарлотта Холбрук.— Тоже стипендиаты?— Что вы! Шейн, наверное, самый богатый ученик школы.В четвертом классе, когда мы составляли семейное древо, он заявил, что его в детстве усыновили. Я не раз задумывалась, каково это — сменить полную неопределенность приюта на роскошное существование богачей. Хотя Шейн, наверное, ничего из прежней жизни и не помнит.Что касается Шарлотты... Затрудняюсь ее описать. Девочка из богатой семьи и уже в тринадцать лет редкая красавица. Тем не менее о ней я помню только то, что она была помешана на Шейне, а тот, в свою очередь, ее в упор не замечал. Такая подробность вряд ли относится к делу, поэтому просто добавляю:— Шарлотта... тоже из богатых.— Ну и что же те трое рассказали? — спрашивает Карли. — Например, о том, что делали в лесу?— Собирали гербарий для школьного проекта, — отвечаю. — Трипп и Шейн работали в паре, а Шарлотта... Та вечно увязывалась за Шейном, куда бы он ни шел.— А она с кем работала в паре? — спрашивает Карли.— Со мной.— С тобой? — Ее глаза округляются. — Но ведь тебя в лесу не было?Я мотаю головой и молчу. Она не отстает:— Почему?— У меня были дела.Опускаю глаза на фотографию тринадцатилетнего Триппа: нескладный, с брекетами, светлые волосы подстрижены почти под ноль. Перед нашим возвращением в Стерджис любопытство пересилило гордость, и я поискала его в соцсетях. Произошедшая с ним метаморфоза повергла меня в ступор: теперь он высокий, широкоплечий, вечно стриженные под ежик волосы отросли и живописно спадают на лоб, подчеркивая голубизну глаз — единственное, что украшало его и раньше. Брекеты исчезли, зато появилась широкая и самоуверенная — нет, наглая — улыбка. Трипп Тэлбот несправедливо, незаслуженно преобразился в журнального красавчика. И, судя по всему, ему это хорошо известно.Внушительный список причин, по которым я его ненавижу, мгновенно и существенно пополнился.— Дела поважнее домашней работы? — любопытствует Карли.— Я срочно дописывала статью для школьной газеты.Чистая правда. В то время я постоянно над чем‑то работала. «Дозорный Сент‑Амброуза» стал моей жизнью, и я все дни напролет корпела над статьями. Конечно, на сбор гербария я бы часок нашла, только предпочла пропустить мероприятие, в котором участвовал Трипп.Раньше мы с ним дружили. С шестого класса буквально часами торчали по очереди друг у друга дома. Его отец даже шутил, что пора меня удочерить, а мои родители всегда запасали любимые сладости Триппа. Мы учились в одном классе и по‑дружески соревновались в оценках.В день смерти мистера Ларкина Трипп на физкультуре во всеуслышание сказал мне, чтобы я больше за ним не бегала. Мол, он мне не бойфренд. Я рассмеялась, решив, что это шутка, а он взял и громко обозвал меня прилипалой.Даже сейчас внутри все переворачивается, как вспомню то унижение. Одноклассники смеялись в голос, наш физрук Рамирес неуклюже попытался сгладить неловкость. Хуже всего — я понятия не имела, что на Триппа нашло. Еще накануне мы сидели у него за домашкой, все было нормально. Ничего сомнительного я не делала и не говорила. В жизни не думала с ним флиртовать.Обнаружив мистера Ларкина, Шарлотта, Шейн и Трипп вдруг жутко заважничали — будто в тот день в лесу повзрослели лет на десять и познали нечто такое, что никому из нас не ведомо. Трипп, который никогда не дружил с Шейном и Шарлоттой, стал с ними не разлей вода. А со мной с тех пор больше не разговаривал.Стоило мне повернуть голову в его сторону, как окружающие тут же начинали переглядываться и закатывать глаза — мол, на что она, бедолага, рассчитывает, особенно теперь, когда парень стал знаменитостью. Два месяца спустя папу очень кстати перевели в Чикаго, и переезд положил конец моим мучениям.Карли все это ни к чему. Еще решит, что я до сих пор переживаю из‑за мальчишки, который унизил меня перед классом на физкультуре. Все равно что явиться в майке с надписью «Привет, я школьница».— Так ты сама едва не угодила в свидетели преступления? — Карли щурится в экран. — Тут написано, что никаких улик на месте не обнаружили. Только отпечатки пальцев одного из мальчиков на орудии убийства. Камень поднял Трипп?— Нет, Шейн.Карли выгибает бровь:— И никто его не заподозрил?— Да нет. — Мне, во всяком случае, и в голову не приходило. Даже сейчас представить себе не могу, хотя не видела Шейна с восьмого класса. И вовсе не из‑за его богатства и популярности. Просто он всегда казался таким... бесхитростным, что ли. — Шейн по жизни был разгильдяем и с мистером Ларкином ладил. У него не было ни малейшего мотива.Карли кивает, как бы соглашаясь с моим суждением.— А у кого‑то другого мотив был?— Не знаю.Она указывает на экран:— Тут пишут, что твой учитель занимался расследованием кражи в школе.— Да, кто‑то украл конверт с деньгами — их собрали для поездки восьмиклассников в Нью‑Йорк. Больше тысячи долларов.Это случилось в конце марта, я страшно обрадовалась возможности провести настоящее расследование для газеты. Мистер Ларкин возглавлял школьную комиссию по делу, так что я чуть ли не ежедневно брала у него интервью.— Спустя какое‑то время после смерти учителя руководство школы обыскало все шкафчики; конверт нашли у Шарлотты, — добавляю я.— Той самой, из леса? — В голосе Карли явно слышится недоверие. — Давай по порядку. Один из свидетелей оставляет отпечатки пальцев на орудии убийства, у другой находят деньги, которые разыскивал убитый, и что — им все сходит с рук? — Я киваю. — Ну, знаешь! Будь это темнокожие дети, к делу отнеслись бы иначе.— Согласна.Тогда я об этом не думала, а теперь, во время моего запойного просмотра «Мотива», поразилась, что Триппу, Шарлотте и Шейну удалось так легко отделаться. Их посчитали детьми, они не попали под подозрение, их особо не допрашивали, не обвиняли, а ведь они вполне могли быть участниками той истории.— Шарлотта уверяла, что конверт ей подбросили, — говорю я.Кстати, я пробовала взять у нее интервью, но ничего не вышло. После смерти мистера Ларкина всю не относящуюся к учебе деятельность прикрыли на несколько недель, а когда снова разрешили, наш директор мистер Грисуэлл запретил мне писать о краже. «Школе нужно время, чтобы прийти в себя», — сказал он. Я сама пребывала в таком трансе, что спорить не стала.— Так. — Карли откидывается на спинку кресла и делает пол‑оборота. — Поздравляю, Бринн Галлахер, тебе удалось меня заинтриговать.Я чуть не подпрыгиваю на месте:— Значит, вы займетесь делом мистера Ларкина?Карли останавливает меня жестом:— Ну, разбежалась. Вот этого, — она машет рукой над моей папкой, — для подобных решений недостаточно.Я заливаюсь краской, внезапно чувствуя себя наивной дурочкой, бегущей впереди паровоза. Карли видит мое замешательство и смягчает тон:— У тебя верное чутье. Случай действительно в духе нашей программы. К тому же ты продемонстрировала внушительный опыт и не спасовала перед парой неудачных фотографий. Так что была не была. По рукам?Она умолкает, явно ожидая ответа. Я в нерешительности: правильно ли поняла вопрос?— В каком смысле «по рукам»? — несмело переспрашиваю я.Карли перестает вращаться в кресле.— Я работу тебе предлагаю.— Правда? — пищу я.— Правда.Меня накрывает волна облегчения, за спиной вырастают крылья. Давно мне так не везло, и впервые за долгое время маячит надежда на какое‑то светлое будущее.Карли бросает взгляд на расписанный на доске план на декабрь — настолько плотный, что я не могу разобрать ни слова.— Ты еще учишься или уже на каникулах?— Пока не учусь. Мы только что переехали, и родители решили до конца семестра не форсировать события. В школу начну ходить только с января.— Отлично. Сможешь прийти завтра к десяти? Мы тебя проинструктируем.Я киваю — молча, боясь вновь издать писк, а Карли добавляет:— Кстати, запиши все подробности истории с учителем. Я покажу ее нашим продюсерам. Пусть глянут на досуге. — Карли закрывает ноутбук и встает: на сегодня мое время вышло. — Кто знает, вдруг получится что‑то стоящее. Макманус Карен М. 10.12.2021 г. Книги Пятничные чтения: «Кузены» Карен М. Макманус Эксклюзивный отрывок для посетителей сайта. 28.09.2022 г. Книги Книги Карен М. Макманус Любителям остросюжетных триллеров посвящается.

Корзина

Вернуться к началу