Источник: https://ast.ru/news/pyatnichnye-chteniya-sneg-dzhona-benvilla/
Другие посты от ast.ru
1957 год, Ирландия. Детектива‑инспектора Страффорда вызывают из Дублина для расследования убийства в Баллиглас‑хаусе — уединенном поместье Осборнов, представителей местной аристократии. Дело сложное и чреватое скандалом, так как жертвой стал приходской священник. Погода портится, дороги заметает метель, глава семейства пытается убедить полицию, что во всем виноват неизвестный грабитель, хотя никаких признаков взлома нет. Страффорд, меланхоличный и проницательный потомок знатного рода, хочет во что бы то ни стало найти убийцу, но все вокруг что‑то скрывают и намерены хранить свои секреты. Постепенно классический английский детектив приобретает все более жуткие оттенки, а инспектор понимает, что столкнулся с настоящим злом. Эксклюзивный отрывок из книги «Снег» Джона Бэнвилла 18+ Снег Бэнвилл Джон — Тело находится в библиотеке, — сказал полковник Осборн. — Сюда.Инспектор сыскной полиции Страффорд привык к ненатопленным домам. Ранние годы он провёл в огромном мрачном особняке, очень похожем на этот; затем его отправили учиться, и здание, в котором располагалась школа, было ещё больше, серее и холоднее. Он часто поражался тому, сколь крайнюю степень неудобства и неустроенности предлагается терпеливо сносить детям без малейшего выражения протеста или недовольства. Теперь, когда он следовал за Осборном по широкому коридору — отполированные временем плиты, коллекция ветвистых рогов на памятной доске, потускневшие портреты предков Осборна, висящие рядами вдоль стен с обеих сторон, — ему казалось, что воздух здесь ещё более ледяной, чем снаружи. В огромном каменном камине угрюмо тлели три комка влажного торфа, уложенные на треноге, не дающие сколько‑нибудь заметного тепла.Два дня подряд шёл снег, и сегодня утром всё будто застыло в немом изумлении при виде того, какая необъятная гладь сплошной белизны простирается со всех сторон. Люди говорили, что это неслыханное дело, что они отродясь не видали такой погоды, что это самая суровая зима на памяти живущих. Впрочем, говорили так каждый год, когда выпадал снег, а также и в бесснежные зимы. Библиотека имела вид места, в котором уже очень давно никто не бывал, а сегодня она вдобавок к этой заброшенности приняла обиженное выражение, будто возмущаясь тем, что её уединение столь внезапно и столь грубо нарушили. Книжные шкафы со стеклянными фасадами, выстроившиеся вдоль стен, холодно взирали на непрошеных гостей, а книги за дверцами стояли плечом к плечу в позе немого негодования. Окна с решётчатыми перегородками были вставлены в глубокие гранитные амбразуры, и сквозь их многочисленные крохотные освинцованные стёкла в комнату заглядывал обжигающий снежный свет. Страффорд уже успел проникнуться пренебрежением к архитектурной ценности этого здания. Новодельная стилизация под старину, без колебаний подумал он и мысленно наморщил нос. О нет, он вовсе не был снобом, просто ему хотелось бы, чтобы обстановку оставляли как есть, а не пытались искусственно выдать за то, чем ей никогда не стать. Но что же тогда насчёт него самого — так ли аутентичен он сам? Страффорд не упустил из виду удивлённого взгляда, которым окинул его с головы до ног и в обратном направлении полковник Осборн, открывая входную дверь. Было лишь вопросом времени, когда полковник Осборн или кто‑то ещё из домочадцев скажет ему, что он мало похож на полицейского. Инспектор к этому привык. Большинство людей воспринимало это как комплимент, и он старался воспринимать подобные замечания в том же духе, хотя каждый раз при таких словах чувствовал себя мошенником, злоупотребившим чужим доверием, но выведенным на чистую воду. А в действительности‑то люди имели в виду, что он непохож на ирландского полицейского. Детективу‑инспектору Страффорду по имени Сент‑Джон («произносится „Синджен“», — по обыкновению устало объяснял он) было тридцать пять лет, при этом выглядел он лет на десять моложе. Он был высок и худощав (для его описания идеально подошло бы слово «долговязый»), обладал заострённым, узким лицом, глазами, которые при определённом освещении казались зелёными, и волосами невнятного цвета, прядь которых то и дело норовила выбиться на лоб подобно мягкому, блестящему крылу, и тогда он смахивал её назад характерным неловким жестом всеми четырьмя пальцами левой руки. На нём был серый костюм‑тройка, который, как и вся его одежда, казался великоватым на размер или более, туго повязанный шерстяной галстук, карманные часы на цепочке (они принадлежали его деду), серый габардиновый плащ свободного покроя и серый же шерстяной шарф. Он снял мягкую чёрную фетровую шляпу и теперь держал её за поля сбоку. Ботинки промокли из‑за талого снега — он словно не замечал луж, образовавшихся под его ногами на ковре. Крови оказалось не так много, как должно было быть, учитывая тяжесть нанесённых ранений. Когда инспектор присмотрелся, то увидел, что большую часть лужи кто‑то вытер. Само тело священника тоже подверглось манипуляциям. Он лежал на спине, сложив руки на груди. Ноги ему выпрямили и вытянули параллельно друг другу. Не хватало только чёток, обвитых вокруг костяшек пальцев. Пока ничего не говори, сказал себе Страффорд. Успеешь ещё позадавать неудобные вопросы. На полу над головой покойного стоял высокий медный канделябр. Свеча в нём догорела полностью, и воск растёкся во все стороны, что до странности напоминало застывший каскад шампанского.— Чертовски жуткая штуковина, а? — сказал полковник, коснувшись канделябра носком туфли. — У меня аж поджилки затряслись, скажу я вам. Можно подумать, тут проводили чёрную мессу или что‑то в этом роде. — Угу. Страффорду никогда ещё не приходилось слышать, чтобы где‑то убили священника, уж точно не в этой стране; по крайней мере, такого не случалось ни разу со времён Гражданской войны, которая закончилась, когда он ещё толком не научился ходить. Когда подробности дела станут известны широкой публике — если они станут известны широкой публике — разразится страшный скандал. Ему пока не хотелось об этом думать. — Лоулесс, говорите, такая была у него фамилия? Полковник Осборн, хмуро глядя на мертвеца, кивнул: — Именно так, отец Том Лоулесс — или просто отец Том, как все его называли. Очень востребован в этих краях. Выдающийся персонаж. — Значит, друг семьи? — Да, частый гость нашего дома. Часто выбирается из своего обиталища в Скалланстауне и бывает у нас — то есть теперь, полагаю, следует говорить «бывал у нас». У нас в конюшне стоит его лошадь — у меня ведь целая свора килморских гончих, так что отец Том никогда не пропускал ни одной верховой прогулки. Очередной выезд планировался как раз вчера, но выпал снег. Он всё равно заехал к нам на огонёк и остался поужинать, а мы предоставили ему ночлег. В самом деле, не ехать же ему домой в такую непогоду! — Он снова опустил глаза на труп. — Хотя, глядя теперь на то, что сталось с беднягой, я горько сожалею, что не отправил его восвояси, невзирая на снег. Ума не приложу, кто мог сотворить с ним такую ужасную вещь. — Он слегка кашлянул и смущённо пошевелил пальцем, указывая в сторону промежности мертвеца. — Я как смог застегнул ему брюки — из соображений приличия. («Вот тебе и неприкосновенность места преступления», — с тихим вздохом подумал Страффорд.) — Когда будете осматривать тело, увидите, что они... в общем, беднягу оскопили. Варвары. — Они? — переспросил Страффорд, приподняв брови.— Они. Он. Не знаю. Подобное часто приходилось видеть в старые времена, когда они боролись за свою так называемую свободу, а сельская местность кишмя кишела головорезами всех мастей. Насколько можно судить по этому досадному происшествию, то, должно быть, кто‑то из них по‑прежнему рыщет по округе. — Так вы думаете, что убийца — или убийцы — проник сюда снаружи? — Ну что же вы, ради бога, мил человек, ну не думаете же вы, будто такое мог совершить кто‑то из домашних! — Значит, в дом кто‑то вломился? Есть ли следы силового вторжения — разбитое окно, сломанный дверной замок?— Не могу знать, не проверял. Разве это не ваша работа — искать улики и так далее?Полковнику Осборну на вид исполнилось около пятидесяти, он был худощав и мускулист, со щёточкой усов под носом и колкими, льдисто‑голубыми глазами. Он был среднего роста и выглядел бы ещё выше, если бы не явная колченогость (возможно, сардонически подумал Страффорд, заработанная именно в ходе всех этих выездов на псовую охоту) — так что передвигался он странной походкой, как‑то вперевалку, словно орангутан, у которого что‑то не в порядке с коленными суставами. На нём были начищенные коричневые туфли, трикотиновые брюки с остро утюженными стрелками, твидовая охотничья куртка, рубашка в клетку и пятнистый галстук‑бабочка приглушённо‑синего оттенка. От него пахло мылом, табачным дымом и лошадьми. Также он сверкал лысеющей макушкой, а несколько прядей песчано‑рыжих волос, густо намазанных маслом и яростно зачёсанных с висков, сходились на затылке в своего рода заострённый хохолок, похожий на кончик хвоста какой‑нибудь экзотической птицы. Он участвовал в войне, будучи офицером Иннискиллингского драгунского полка, и совершил нечто примечательное под Дюнкерком, за что был награждён медалью. Словом, полковник Осборн казался весьма типичным представителем своей породы. Породы, с которой Страффорд был хорошо знаком. Странно, подумал он, что человек тратит время на то, чтобы так тщательно приодеться и привести себя в порядок, в то время как на полу его библиотеки лежит труп зарезанного и кастрированного священника. Но, конечно, формальности необходимо соблюдать, каковы бы ни были обстоятельства: скажем, во время осады Хартума послеобеденный чай пили каждый день, причём зачастую — на открытом воздухе. Таков уж был кодекс класса, к которому принадлежал полковник — равно как и Страффорд.— Кто его нашёл? — Моя жена. — Понятно. Она сказала, что он так и лежал со скрещенными руками? — Нет. На самом‑то деле я его привёл немного в божеский вид... — Понятно.Чёрт возьми, подумал он. Чёрт возьми! — Но вот руки сложил ему не я — это, должно быть, миссис Даффи. — Он пожал плечами. — Вы ведь их знаете,— тихо добавил он с многозначительным видом. Под «ними», как понял Страффорд, он, конечно же, подразумевал католиков. Теперь полковник достал из внутреннего нагрудного кармана пиджака серебряный портсигар с монограммой, нажал на защёлку большим пальцем, откинул крышку и протянул ему два полных аккуратных ряда сигарет, перехваченных эластичным ремешком. Марка «Синиор сервис», автоматически подметил Страффорд. — Не желаете закурить? — Нет, спасибо, — сказал Страффорд. Он всё ещё рассматривал труп. Отец Том был крупным мужчиной с широкими плечами и грудью колесом. Из ушей у него торчали клочья волос: поскольку священники не вступают в брак, то обычно пренебрегают такими вещами, подумал инспектор. Это натолкнуло его на дельную мысль: — А где она сейчас, — спросил он, — ваша жена?— А? — Осборн на секунду уставился на него, извергая из ноздрей два облака сигаретного дыма. — Ах да. Она наверху, отдыхает. Я велел ей выпить рюмку бренди и портвейна. Можете себе представить, в каком она состоянии. — Разумеется.Тихо постукивая шляпой по левому бедру, Страффорд рассеянно огляделся по сторонам. Всё казалось каким‑то нереальным: и эта большая квадратная комната, и высокие книжные шкафы, и пышный, но выцветший турецкий ковёр, и расстановка мебели, и столь аккуратно разложенное тело с открытыми и подёрнутыми плёнкой глазами, бесцельно глядящими куда‑то вверх, как будто хозяин их не умер, а, растерявшись, погрузился в размышления. А по другую сторону трупа стоял человек в отутюженных брюках, клетчатой хлопчатобумажной рубашке и искусно завязанном галстуке‑бабочке, с офицерскими усами, холодным взглядом и бликом света из окна за его спиной, мерцающем на черепе, туго обтянутом загорелой кожей. Всё это казалось слишком театральным, особенно в лучах этого неестественно яркого белого сияния, проникающего снаружи. Слишком всё это походило на последнюю сцену какой‑нибудь салонной мелодрамы, когда занавес вот‑вот опустится, а публика уже готовится аплодировать. Что произошло здесь прошлой ночью, что привело священника к смерти и увечью? — Вы приехали из Дублина? — спросил полковник Осборн. — Рискованная поездка, могу себе представить. Дороги нынче, как стекло. — Он сделал паузу, приподняв одну бровь и опустив другую. — Вы ехали одни? — Ко мне поступил телефонный звонок, а я как раз был здесь неподалёку. Гостил у родственников. — А‑а. Вот оно что. Как, ещё раз, вас зовут? Стаффорд? — Стр‑р‑раффорд, с буквой «р». — Извините.— Не волнуйтесь, ту же самую ошибку совершают все. Полковник Осборн кивал, хмурился и размышлял. — Страффорд, — пробормотал он. — Страффорд... — Он глубоко затянулся сигаретой — явно пытался вспомнить, где и когда слышал эту фамилию. Детектив не оказал ему в этом никакой поддержки. — Скоро прибудут ещё люди, — сказал он.— Наряд полиции. Судебно‑медицинская бригада. А также фотограф. Полковник Осборн в тревоге уставился на него:— Из газеты? — Фотограф‑то? Нет, что вы — из наших. Произвести фотофиксацию... э‑э... места преступления. Вы его вряд ли вообще заметите. Но эта история, вероятно, появится во всех газетах, знаете ли, и попадёт даже на радио. Этого не остановить. — Пожалуй, да, — мрачно согласился полковник Осборн.— Конечно, каким именно окажется её содержание, предстоит решить не нам.— Как это?Страффорд пожал плечами:— Уверен, вы не хуже меня знаете, что у нас в стране в газеты не попадает ничего, что не было... как бы это сказать... подвергнуто проверке.— И кто же проводит эту проверку?— Власти предержащие. — Детектив указал на труп, лежащий у их ног. — В конце концов, убили ведь не кого‑нибудь, а священника.Полковник Осборн кивнул, двинув нижней челюстью вбок, словно что‑то жевал. — Насколько я понимаю, новость же может и не пройти проверку. Чем меньше сведений об этом просочится наружу, тем глубже будет моё удовлетворение.— Да. Возможно, вам повезёт.— Повезёт?— Может, этот факт вообще не попадёт в газеты. В том смысле, что обстоятельства могут... скажем так, замести под ковёр. В этом нет ничего сверхъестественного. Полковник не уловил иронии последнего замечания. Замалчивание скандалов было не столько чем‑то сверхъестественным, сколько нормальным положением вещей. Он снова глядел на труп. — Жуткое дело, однако. Одному богу известно, что скажут соседи.Он ещё раз искоса взглянул на детектива тем же вопросительным взглядом. — Страффорд, — сказал он. — Забавно, я‑то думал, что знаю все семьи в этих краях.Он, конечно же, имел в виду все протестантские семьи, как прекрасно понимал Страффорд. Протестанты составляли пять процентов населения ещё относительно молодой республики, и из этого числа лишь небольшая часть — «лошадиные протестанты», как их насмешливо прозвали ирландцы‑католики, — до сих пор умудрялась цепляться за свои поместья и жить более или менее так же, как жили до обретения независимости. Поэтому едва ли удивительно, что все они либо были знакомы друг с другом, либо, по крайней мере, знали друг о друге через сложную сеть родственников, свойственников, соседей, а также целый легион давних врагов.Однако в случае со Страффордом полковник Осборн очевидным образом оказался в тупике. Позабавленный этим, детектив решил смягчиться — какое это имело значение?— Розли, — сообщил он, как будто это был некий пароль — впрочем, по некотором размышлении, так оно и выходило. — Неподалёку от Банклоди, в той стороне графства.— Ах да, — припомнил полковник, нахмурив брови. — Розли‑хаус? Да, кажется, бывал я там однажды, на свадьбе или на чём‑то в этом роде, много лет назад. Это ваше...— Да. Моя семья живёт там до сих пор. То есть мой отец. Моя мать умерла молодой, а я был единственным ребёнком. Единственным ребёнком. Эта фраза всегда звучала странно для его ушей — ушей взрослого человека.— Да‑да, — промычал полковник Осборн, рассеянно кивая. Рассказ детектива он слушал только краем уха. — Да, в самом деле.Страффорд видел, что его происхождение не впечатлило этого человека: в приходе Розли не водилось собственных Осборнов, а там, где не было Осборнов, не могло быть ничего особенно интересного для полковника. Страффорд представил, как посмеивается его отец. Старика втайне забавляли притязания его единоверцев и изощрённые ритуалы, свидетельствующие о классовых привилегиях, вернее, воображаемых классовых привилегиях, которыми они жили или стремились жить в эти смутные времена.Размышляя об этом, инспектор ещё раз поразился странности этого убийства. Как могло случиться, что католический священник, «друг семьи», лежит теперь замертво в луже собственной крови на полу Баллигласс‑хауса, наследственной резиденции Осборнов из древнего баронства Скарауэлш, что в графстве Уэксфорд? Что, собственно, и сказали бы соседи.Издали донёсся стук в парадную дверь.— Наверно, это Дженкинс, — сказал Страффорд. — Сержант сыскной полиции Дженкинс, мой заместитель. Мне сообщили, что он уже в пути. Бэнвилл Джон
