Источник: https://eksmo.ru/entertaining/sukhoy-ovrag-blagovest-1-ID15713013/
Другие посты от eksmo.ru
На лицевой стороне сохранялась иллюзия классовой борьбы с «врагами народа», и большинство советских людей продолжало либо искренне верить в фантастические масштабы предательства и вредительства, либо притворялось и старалось не видеть действительности из страха. Страх порождал избыточную, упреждающую бдительность — словно посадка кого-то рядом отменяла возможную посадку того, кто донес, хотя ведь знали, что в любом подъезде могут загудеть ночью лифты: #FOOTNOTE_title:«И мы по жилищам пройдем с фонарем. // И тоже поищем, и тоже умрем»text:Леонид Пастернак. «О Сталине». 1936.#. С изнаночной стороны — в самих лагерях — не было сомнений, что задача ИТЛ не исправлять, а изолировать. Да и экономика ГУЛАГа лишь претендовала на рентабельность. Это была система, близкая к самоокупаемости, но об экономической выгоде можно было рассуждать либо в ее отдельных сегментах, либо в лживых отчетах с приписками. Однако в то же время система ГУЛАГа не только не исповедовала скрытое рабовладение, но и никогда рабством de jure не являлась. Рабство определено международными терминами как «система общественных взаимоотношений, при которой допускается нахождение человека (раба) в собственности у другого человека (господина, рабовладельца, хозяина) или государства». Но узники ГУЛАГ не были в собственности у «рабовладельца». Их нельзя было продать, подарить, купить или завещать по наследству. Они получали денежные компенсации (даже если только на бумаге) и оставались в рамках Конституции свободными гражданами, ограниченными в правах только этой Конституцией. Действовала словно бы философия Платона, переработанная Асмусом: «...класс рабов как один из основных классов образцового государства не предусматривается, не указывается, не называется», но существует тогда, когда надо государству. Главное, чтобы высшие разряды (касты) не имели частной собственности, чтобы сохранить #FOOTNOTE_title:единствоtext:Асмус В.Ф. «Государство».#. Советское государство имело право лишать граждан свободы на свое усмотрение, ведя «классовую борьбу» по своим законам справедливости, отказавшись при этом от права частной собственности на людей (впрочем, и на все остальное). Формально суды выносили приговоры. Но суды не были независимы. Следовательно, суды, полностью подчинявшиеся силовым структурам (НКВД, а позднее и прокуратуре.) оставались формальным, законным инструментом насильственного и «надзаконного» лишения людей свободы. То же относилось в еще большей степени к экспресс-судам — «тройкам». Аналогично выбирать род деятельности узникам ГУЛАГа на местах тоже не приходилось. Заключенные лагерей становились рабами de facto... Единственное юридическое доказательство незаконности приговора — полная реабилитация осужденного, то есть признание его невиновности при вмененном наказании с полной отменой приговора, в том числе посмертно. Почему же, получая стимулы и еду, политические узники да и уголовные элементы ГУЛАГа сами себя причисляли к рабам? Потому что рабством для них было принуждение к изоляции с невозможностью ее оспорить или прервать при полном порой отсутствии или доказанности вины. Таким узникам не надо было, чтобы их рабами считал кто-то. Они сами себя таковыми считали и относились к «владельцу» — то есть к государству — сообразно чувствам страха, презрения и ненависти, а не сообразно обвинениям и приговорам. Невозможность протеста порождала, особенно в мужчинах, бессилие и обесценивание собственных воли и личности. И многие становились слабыми, отрешенными от природного предназначения и начинали пить, опускаться, морально и физически погибать. Поэтому идея превратить «рабов» в эффективную экономическую силу для воплощения великой индустриализации являлась истинным лукавством. Руками таких самоопределившихся рабов можно было выстраивать египетские пирамиды, возводить города на болотах, выращивать лучший в мире хлопок и прокладывать каналы и железные дороги, но невозможно было сделать главное — построить сильную, жизнеспособную страну: могучую не каналами, заводами, железными дорогами и танками, а преданностью, доверием и искренностью людей. Никому из основателей и идеологов рабовладельческих систем не приходила в голову, казалось, простая мысль: «#FOOTNOTE_title:Колосс сей будет выстроен на глиняных ногах text:Впервые образ использовался в Библии относительно Вавилона. Образ был обезличен, и речь шла об «истукане». Сон царя Даниил трактовал как неминуемость разрушения Вавилонского царства Навуходоносора, что и произошло. Выражение в той форме, которое нам знакомо, впервые было использовано в 70-х годах ХVIII века французским философом Дени Дидро в отношении Российской империи, когда он приехал в нее до 1812 года.#». И дело было не в зависимости эффективности от мотивации. Мотивация (в определенной степени) ведь всегда находилась. Пусть и оформленная нередко в условие сохранения жизни при выполнении задач и отнятия жизни при их невыполнении. Узникам действительно платили за работу и кормили их. Но отняли свободу и достоинство. Мотивация была тут ни при чем. Ненависть и презрение не могли служить опорой для власти. И власть это знала. Но не могла ослабить удавку. Потому что иначе не умела. Ведь в ее генетическом коде прочно сидела «нечаевщина»: власть можно удержать только террором или постоянной угрозой его вероятности.
